[1-ый Куплет: Мэйти]Чёрная любила Вертинского и шапо.
Чёрная два раза душила себя шарфом.
Чёрная водила под руку меня в кино.
Чёрная любила балетки и кимоно.
Мы плавали на лодке и мерили наш июнь.
Сам чёрт не понимал, почему я её люблю.
Но парки верно прятали наши тела в ветвях.
Мы бились друг о друга, как судна на якорях.
А газеты писали о ней и нас.
И зеваки уступали места на ночной сеанс.
И банкета, на котором бы граф не отметил вальс.
Не было в Москве, если не было бы там нас.
Но сок граната снова кропил бокалы влюбленных
Я грабил ее душу бессовестно, как ребенок.
И ветер осенний вдали приветливо мигнул, мол.
Милый, голубчик, время остановить игру.
[Припев: Мэйти & Ногу свело!]Я увел её в спальню, и камин этой ночью.
Обволакивал тело языками огня.
Эти волосы черные, как цыганская порча.
Мне не нравились очень и бесили меня.
Видимо, все дело было в белых волосах.
Но я парил от счастья в небесах.
Видимо, все небо было в белых облаках.
Но ваше
сердце билось в моих руках.
[2-ой Куплет: Мэйти]Рыжая была феминисткой, любила Чаплина.
Работала в цеху машинисткой и, верно, чахла там.
Любила до жути мои тюльпаны по вторникам.
И писала плохие стихи хорошим любовникам.
Я любил ее за принципы борьбы на фронтах.
Смутного времени, хотя она была не фонтан.
Но верно пела гимны падшей глубине сильной женщины.
И я любил ее слабости, я любил ее трещины.
И мы бегали в винный, что на Тверской.
Львиной долей наших дней было красное и сухое.
И когда она снимала нам номер в отель на сутки.
Я испачкал там карниз, потому что любил поступки.
Я любил, но романтика таяла, как пломбир.
По мою душу где-то волнуется конвоир.
Мерно пьет свою сладкую воду из тех посуд.
Я курю и доподлинно верю в гуманный суд.
[Припев: Мэйти & Ногу свело!]Было что-то чужое в этой барышне бледной.
И веснушек на шее у нее не нашлось.
Две свинцовые пули моего пистолета.
В память этого лета пролетают насквозь.
Видимо, все дело было в белых волосах.
Но я парил от счастья в небесах.
Видимо, все небо было в белых облаках.
Но ваше
сердце билось в моих руках.